Армейские реформы накануне Семилетней войны

Rate this post

Накануне Семилетней войны русская армия, по крайней мере по штатному расписанию, насчитывала более 400 тысяч солдат и офицеров. В это число входило 20 тысяч гвардейцев, 15 тысяч гренадер, 145 тысяч фузилеров, 43 тысячи кавалеристов (включая гусар), 13 тысяч артиллеристов и инженеров, 75 тысяч гарнизонных войск, 27 тысяч Украинской ландмилиции, 110 тысяч казаков и калмыков. Поскольку гвардия, гарнизонные войска и милиция в продолжение кампании в Центральной Европе оставались на территории России, а из 110 000 казаков и калмыков только часть могла быть призвана на службу, реальная сила армии заметно снижалась. Кроме того, многие фузилеры не могли быть использованы в действующей армии, так как должны были нести службу на шведской и турецкой границах.

Значительная часть пехоты и кавалерии линейных войск была включена в так называемый Обсервационный корпус, дислоцированный в Ливонии. По сути, это была армия в армии, которая подчинялась генерал-фельдцейхмейстеру Петру Шувалову, а не Военной Коллегии. Хотя Обсервационный корпус создавался для наблюдения и поддержки основной армии, действовавшей в Центральной Европе, он представлял собой скорее стратегический резерв и потому находился в подчинении назначенного императрицей командующего российской действующей армией.

В мае 1757 г., когда генерал-фельдмаршал Степан Федорович Апраксин (1702—1758) ввел армию в Восточную Пруссию с территории Ливонии, он располагал 72 000 фузилеров и гренадер, 7000 кавалеристов и 16 000 казаков, а также артиллерией. Весьма обескураженная мощным сопротивлением небольшой прусской армии под Еросс-Егерсдорфом, едва не разбившей ее 30 августа 1757 г., русская армия, тем не менее, отлично показала себя в ходе последующих событий этой первой крупной кампании после Северной войны. Состоявший при русской армии саксонский офицер отмечал: «В сражении при Гросс-Егерсдорфе русские не имели ни времени, ни возможности, чтобы выстроить каре, и все же они действовали исключительно успешно. Не подлежит сомнению, что если бы эти солдаты, храбрые в минуту отчаяния, были лучше снабжаемы снаряжением, боеприпасами, провизией и прочим, а также сравнялись бы с пруссаками в выучке, что, возможно, лишь вопрос времени, то было бы трудно найти армию, способную им противостоять».

В 1758 г. Восточная Пруссия была очищена от прусских войск и русская армия форсировала Одер: теперь она могла напрямую влиять на ход военных событий. В ходе этой кампании, которая привела к кровавой, но мало что решившей битве при Цорндорфе (25 августа 1758 г.), выявилось одно из главных слабых мест русской армии. Русский опыт войн с турками основывался на избыточном тыловом обеспечении: огромном обозе и ряде укрепленных складов (депо). Теперь же обоз, повозки и маркитанты едва не парализовали всю армию.

Военная коллегия постановила, что в войне с Пруссией снабжение войск является принципиальным фактором, и на попытки решения этой проблемы были затрачены серьезные усилия. Генерал Фермор обнаружил, что громоздкая система снабжения улучшилась уже после того, как он приказал военному комиссару покинуть департамент в Санкт-Петербурге и контролировать ситуацию, состоя при штабе действующей армии. Но несмотря на это, проблемы оставались. Многие армии XVIII в. попросту грабили территории, по которым проходили, но русские предпочли не восстанавливать против себя поляков и пруссаков в оккупированной Восточной Пруссии и оплачивали все поставки продовольствия и фуража. Военные припасы приходилось доставлять из России морем, по рекам и дорогам. За счет военных чиновников, нестроевых и состоявших при армии политиков, дипломатов и священников обоз разрастался еще более.

Построенная по опыту войн с турками, армия должна была выделять значительные силы для охраны обоза, в котором на каждый полк приходилось более чем по 300 фур, не считая дополнительных повозок для офицерских припасов и пожитков. Каждая солдатская артель (группа из примерно 10 человек) имела собственную повозку и отряжала человека, который за ней приглядывал. Русская армия, продвигавшаяся по Центральной Европе, очень напоминала армию, действовавшую в южной Украине. Необходимость охраны обозов влияла на диспозицию армии на марше; в результате армия передвигалась в крупных колоннах, напоминавших каре периода кампаний Миниха.

Опыт первых двух лет войны подстегнул русскую военную мысль, а командиры в период европейской кампании приобрели достаточный опыт. Несмотря на попытки высших командиров сводить отдельные полки во временные бригады и дивизии, эта практика не прижилась, в основном из-за того, что в царствование Петра I это делалось лишь от случая к случаю, а новая императрица желала вернуть армию к той, что существовала в годы правления ее отца. Обсервационный корпус Шувалова выглядел странно и был слит с основной действующей армией, что увеличило вероятность конфликтов между российскими командующими на поле боя. Жесткий контроль за действующей армией со стороны Сената (формально — со стороны самой императрицы) иногда ослабевал, что давало командирам большую свободу действий. В результате Петербург по-прежнему указывал, в каком направлении должна действовать армия, а армейское командование само решало, каким образом лучше выполнить полученное указание.

Императрица Елизавета Петровна
Императрица Елизавета Петровна (годы правления 1741—1761) была настроена против Фридриха Прусского. Все попытки «онемечивания» русской армии и внешние проявления, указывавшие на связи России с Пруссией, в царствование Елизаветы последовательно изживались. Дочь Петра I старалась следовать примерам отца, а не иностранных советников.

Оставьте свой комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *