Боевой опыт воины получали в виде одной из двух форм: соперничество на поле боя и участие в осаде. Во втором случае сарисса становилась бесполезной. Не удивительно, что при описании осад особое внимание уделялись гипаспистам и их командирам.
При подготовке регулярного сражения было важно, чтобы солдаты отдохнули и поели перед боем. Не менее важно было настроить солдат на бой. Решение этих задач лежало на командующем. Кроме того, командующий должен был принести перед боем жертву. Хотя полководцы часто под влиянием неблагоприятных предзнаменований откладывали сражения или старались его избежать (о таких случаях особенно много рассказывает Ксенофонт), другие полководцы сами создавали нужные им предзнаменования: «Александр Македонский перед принесением жертвы исписал краской руку гаруспика, которую тот должен был приложить к внутренностям жертвы; письмена гласили, что Александру даруется победа. Когда эти письмена отпечатались на теплой печени и царь показал их воинам, он поднял их дух, поскольку бог якобы обещал победу» (Фронтин, «Стратегемы», 1.11.14).
Не следует преуменьшать роль предзнаменований в цепи событий, предшествовавшей сражению. На практике в войнах между греческими гоплитскими армиями сражения происходили только в том случае, если обе стороны получали благоприятные предзнаменования. Даже минимальное отклонение от порядка вещей могло серьезно подорвать боевой дух солдат. Достаточно было нескольких человек, чтобы заразить страхом всех. Длительные увещевания солдат перед сражением, какие приписываются Александру, по-видимому, произносились еще в лагере, до того, как армия разворачивалась для боя. Возможно, непосредственно перед боем полководец напоминал солдатам основные моменты своей речи. Умение солдат управлять своими эмоциями определялось исключительно их собственным опытом. Афинский комический автор классического периода шутил насчет туник, «выкрашенных в коричневый цвет». Разумеется, подобные казусы случались и в армии Александра Великого.
Построенная фаланга старалась оказать психологическое давление на противника. Блеск начищенных доспехов, ощетинившиеся сариссы, развевающиеся на ветру плюмажи, громкие крики – все это поднимало дух у своих и запугивало противника. Можно утверждать, что на персов и индусов македонцы произвели такое же впечатление, что и на римлян полутора столетиями позже: «Битва уже завязалась, когда появился Эмилий и увидел, что македоняне в первых линиях успели вонзить острия своих сарисс в щиты римлян и, таким образом, сделались недосягаемы для их мечей. Когда же и все прочие македоняне по условленному сигналу разом отвели щиты от плеча и, взяв копья наперевес, стойко встретили натиск римлян, ему стала понятна вся сила этого сомкнутого, грозно ощетинившегося строя; никогда в жизни не видел он ничего более страшного и потому ощутил испуг и замешательство, и нередко впоследствии вспоминал об этом зрелище и о впечатлении, которое оно оставило» (Плутарх, «Эмилий Павел», 19).
Сила македонской фаланги, также как и фаланги греческих гоплитов, заключалась в коллективном действии. Фаланга представляла собой непрерывную стену щитов, ощетинившуюся копьями. Но в индивидуальном бою фалангит или педзетайр был малоэффективен. Сарисса была слишком длинна для ближнего боя, а небольшой щит-пельта едва ли справчялся со своей задачей. Квинт Курций Руф и Диодор Сицилийский в похожих словах описывают дуэль между греческим атлетом Диоксиппом, вооруженным, только плащом и дубиной, и македонским фалангитом Коррагусом в полной экипировке. Оба описания восходят к общему источнику, вероятно, Клейтарху. Оба свидетельствуют, что оружием македонца был дротик. Возможно, что фалангит экипировался не совсем обычным образом, ведь речь шла о поединке, а не регулярном сражении.
«Принимал участие в пире афинянин Диоксипп, знаменитый кулачный боец, близкий и любезный царю за свою силу и искусство. Злобные завистники говорили полушутя-полусерьезно, что за войском, следует бесполезное животное в военном плаще: когда они вступают в бой, оно умащается и готовит свое брюхо для пира. Именно в этом и стал упрекать его на пиру охмелевший македонец Горрат и требовать, если он настоящий мужчина, чтобы он сразился с ним на другой день на мечах: ведь царь признает за Горратом безрассудство или за Диоксиппом – трусость. Диоксипп, усмехнувшись над его воинственной горячностью, принял его предложение. На следующий день они потребовали более серьезной формы состязания, и, так как царь не мог их отговорить, он дал согласие на их условия. Собралось множество воинов, среди которых были и греки, сочувствовавшие Диоксиппу. Македонец надел полное вооружение: в левую руку он взял медный щит и копье, называемое «сарисса», в правую – дротик и опоясался мечом, точно собирался сражаться с несколькими сразу. Диоксипп блестел от масла и был украшен венком, в левой руке держал багряный плащ, в правой – большую узловатую дубину. Это обстоятельство вызвало у всех захватывающий интерес, так как выступать голому против вооруженного казалось даже не безрассудством, а полным безумием.
Итак, македонец, уверенный, что можно быть убитым и издали, метнул в противника дротиком. Диоксипп легким движением увернулся от него, но пока враг перекладывал копье из левой руки в правую, он подскочил и ударом дубины переломил копье пополам. Потеряв оба метательных оружия, македонец стал отстегивать меч. Пока он был занят этим, Диоксипп подбил ему ноги и, свалив на землю, вырвал у него меч, поставил ногу на шею лежащего, замахнулся дубиной и разможжил бы ему голову, если бы не был остановлен царем. Исход этого зрелища был печален не только для македонцев, но и для Александра, поскольку при этом присутствовали варвары; он опасался, что прославленное мужество македонцев может быть в их глазах развенчано» (Квинт Курций Руф, 9.7.16-26).
